Охотимся на овец 2.
"Бурхан-Халдуном изблевана жизнь моя, подобная жизни вши... защищена жизнь моя, подобная жизни ласточки. Великий ужас я испытал"
Чингисхан («Тайная история монголов»).
Но в любом случае, эпоха Большого Модерна завершается. А Постмодерн характеризуется так называемым «женским дискурсом» (представителями которого, понятно, могут быть отнюдь не только женщины). Отсюда, кстати, постоянные требования отказаться от «оценочных суждений», выполнение чего в корне подрывает мужскую психологию. Отсюда глобальная неопределенность, смешение добра и зла, господство иньской стихии.
Но интересно, что войны в тех странах, где победил Постмодерн (Европа, Япония) действительно прекратились (деятельность Джорджа Буша Младшего представляет собой агонию Модерна). Здесь феминистки оказались правы (правда, если мы подсчитаем, сколько за это время не родилось или на эмбриональной стадии было умерщвлено детей, то наш оптимизм сильно поубавится).
А вот тут мы уже выходим «на любовь знати», то есть вторую составляющую успеха Харуки Мураками. (По слухам, сам Борис Николаевич сказал, что прочитал все переведенные на русский язык романы японского писателя. Высшая похвала. Как отмечено по поводу другой книги: "Эта штука посильнее Фауста Гете").
Главный герой романов Харуки Мураками по большей части ничего не делает - он живет в ладу с фемининным началом. Фемининные элиты постмодернизма поощряют такое творчество. «Япония в виде гигантской медузы» их вполне устраивает. Вот почему японские традиционалисты говорят, что книги Мураками "пахнут маслом".
«Страна восходящего солнца» в 19 - 20 веках имела великодержавную историю, пытаясь создать «Великую восточноазиатскую сферу сопроцветания». Разгромленная во Второй мировой войне, она перенесла свою энергию в экономическую сферу, добившись здесь замечательных успехов. Однако в последние десять лет становится все яснее, что здесь страна все больше упирается в тупик. «Вторые» никогда не будут «первыми». Японцы становятся «такими как все» - то есть никакими. И приходит безволие, ощущение бессмысленности жизни (не у всех). Отсюда столь тягостное впечатление производит современная американизированная культура Японии.
Это крах маскулинной Японии-самураев. В лучшем случае - возврат к изнеженной Японии времен Фудзивара.
«Бедные овцы, тебе не кажется? Просто вылитые японцы в двадцатом веке...» («Охота на овец»).
В «Охота на овец», «Дэнс, дэнс, дэнс», «Хроники Заводной Птицы» («Слушай песню ветра», «Пинбол-1973» ранние работы Мураками) присутствует примерно следующая картина мира. Вселенная как бы состоит из трех субстанций (или пронизана тремя силами). Во-первых - это жизнь общества «развитого капитализма» (переводчик пишет именно «развитой» а не «развитый» напоминая о том, что у нас в это время был «развитой социализм» - «хрен редьки не слаще»).
«Оглядываясь назад, я даже не стал бы называть это так громко - «жизнь». Какие-то подъемы, какие-то спуски. Взбирался, спускался, опять и опять. И всё! Почти ничего не сделал. Ничего нового не произвел. Кого-то любил, кем-то был любим. Только не осталось ничего. Горизонтальное движение. Плоский пейзаж. Компьютерная игра... Несусь куда-то, точно Пэкмэн в своей виртуальной Галактике: сжираю черточку за черточкой проклятого пунктира - и потому выживаю. Зачем-то. И однажды непременно умру…
…Вот в каком мире жить приходится. Обеспечил себе жильё в центре, западную иномарку да «ролекс» - и ты уже «высший класс». Дерьмо. Никакого же смысла! Вот я о чем говорю. Наши «потребности» - это то, что нам подсовывают, а вовсе не то, чего мы сами хотим. Подсовывают на блюдечке, понимаешь? То, чего люди в жизни никогда не хотели, им впаривают как иллюзию жизненной необходимости. Делать это - проще простого. Зомбируй их своей «массовой информацией», и все дела. Если жилье - то в центре, если машина - то «БМВ», если часы - то «ролекс», и так далее. Повторяй почаще - одно и то же, разными способами, по триста раз на дню. Очень скоро они и сами в это поверят - и зачастят за тобой, как мантру: жильё - в центре, тачка - «БМВ», часы - «ролекс»... И каждый будет стремится все это приобрести - только чтобы почувствовать свою исключительность. Чтобы наконец стать не таким, как все. И не сможет понять одного: само стремление как раз и делает его таким, как все!» («Дэнс, дэнс, дэнс»).
Как это актуально для обновленной России! Разница лишь в том, что японцы сами производят престижные товары, а россияне выменивают их на нефть и газ.
Вторая «субстанция» романов выражается позицией главного героя. Подразумевается, что это гуманизм. Главный герой - этот повзрослевший хиппи («Альтер эго» автора?). Соответственно, и гуманизм его носит совершенно определенный отпечаток. Ненасилие, толерантность, беспорядочные сексуальные связи, отсутствие цели, равнодушие к карьере и к престижу. Ко «второй субстанции» мы еще вернемся.
И, наконец, третье начало. Нечто, впервые «материализовавшееся» на страницах «Охоты» в образе Овцы.
Овца - психический монстр, вселяющийся в сознание человека, дабы его руками воплотить в жизнь некий загадочный план. Здесь Мураками проводит параллель с монгольскими духами-хранителями, и, персонально - с духом Чингисхана. Сама Овца впервые проникла в сознание первой своей жертвы, когда данный человек заночевал в некоей пещере в Монголии (во время японской оккупации Китая в годы Второй мировой войны).
«Монгольская шаманская мифология тесно связана с культом предков <…> Они вступают в контакт с локальными духами-хозяевами, обретают магическую силу и власть над стихиями, способность вселяться в человека (впадающего при этом в транс). <…> Вся разветвленная шаманская мифология и практика базируется на поверьях о душе (сунесу), оставляющей тело и вселяющейся в него. Человек наделяется несколькими (двумя или тремя) душами: «бессмертной» душой (сульде), которая довольно свободно покидает тело (во время сна, болезни, у шамана - при камлании), отлетает после смерти и становится духом или возвращается на небо…» (Мифы народов мира, 1997, 2 том. с. 174).
Местонахождение могилы великого хана неизвестно. Наиболее распространенная версия в легендах - в пещере священной горы Бурхан-халдун.
Культ Чингисхана ввел его внук Хубилай, основавший династию Юань. Эзотерической сердцевиной культа Чингиса являлся почитание его сульде - военного гения (духа).
«- Вообще, на севере Китая и в Монголии вселение овцы в человека - не такая уж редкость. Местные жители с незапамятных времен свято верят, что тот, в кого входит овца, получает особое небесное благословение. Еще в летописях эпохи Юань упоминается "звездоносный белый овен", вселявшийся в Чингисхана...» («Охота на овец»).
«Сульде («дух», жизненная сила»), в мифологии монгольских народов одна из душ человека, с которой связана его жизненная и духовная сила. Сульде правителя является духом - хранителем народа; его материальное воплощение - знамя правителя, которое само по себе становится объектом культа, оберегается подданными правителя. Во время войны для поднятия ратного духа армии Сульде-знаменам приносились кровавые, иногда человеческие жертвы. Особо почитались Сульде-знамена Чингисхана (Хара Сульде и Цаган Сульде - черное и белое знамена) и некоторых других ханов. Персонаж шаманского пантеона монголов Сульде-тенгри, покровитель людей, по-видимому, связан генетически с Сульде Чингисхана» (Мифы народов мира, 1997, 2 том, с. 475).
«По преданиям, Чингисхан как грозное, требующее кровавых жертв божество был укрощен панчен-ламой, который запретил кровавое жертвоприношение в его честь, запер гроб с костями Чингисхана и ключи от него увез в Тибет, в монастырь Ташилхумпо» (Мифы народов мира, 1997, 2 том, с. 629).
Кстати, образ Чингисхана пытался актуализировать барон Унгерн, «самодержец пустыни».
Между прочим, в мифах овца часто выступает как символ спасителя и искупительная жертва.
Алексей Фанталов.
Охотимся на овец (Культурологический анализ творчества Мураками) 3.